Совет АП г. Москвы опубликовал решение о прекращении дисциплинарного производства в отношении адвоката, который в судебном заседании, по утверждению судьи, обратившейся в палату, якобы занял позицию, противоречащую позиции доверителя по уголовному делу.
В производстве судьи Х. столичного районного суда находилось уголовное дело по обвинению К. в совершении преступления, предусмотренного ч. 5 ст. 128.1 УК РФ. Защитником по соглашению выступал адвокат С. По делу состоялись многочисленные судебные заседания.
Выступая 28 октября 2022 г. в прениях, защитник просил суд переквалифицировать действия подсудимого, применить закон в ранее действовавшей редакции и прекратить уголовное дело ввиду истечения сроков давности привлечения К. к уголовной ответственности, а если суд не выявит оснований для этого – проанализировать представленные сторонами доказательства и оправдать подзащитного.
После выступления С. председательствующая судья поставила на обсуждение вопрос о возобновлении судебного следствия, так как, по ее мнению, доводы защитника, изложенные в прениях сторон, противоречили позиции подсудимого по уголовному делу. С., возражая против возобновления судебного следствия, отрицал наличие противоречий в позициях его и подзащитного, поскольку для прекращения уголовного дела в связи с истечением срока давности не требуется признательная позиция. При этом подсудимый поддержал позицию защитника со ссылкой на отсутствие необходимости в возобновлении судебного следствия.
Тем не менее суд возобновил судебное следствие «в связи с наличием противоречий в позиции между адвокатом С. и подсудимым К.», отложив судебное заседание. В следующем заседании, состоявшемся 23 января, в ходе прений защитник вновь изложил позицию, аналогичную изложенной им в предыдущем заседании суда. После выступления адвоката судья вновь поставила на обсуждение вопрос о повторном возобновлении судебного следствия со ссылкой на то, что доводы адвоката, изложенные в прениях сторон, противоречили позиции подсудимого по делу.
Защитник и подсудимый, возражая против возобновления судебного следствия, изложили доводы, аналогичные представленным ими суду 28 октября 2022 г. Далее суд принял решение об отводе адвоката С., в связи с чем слушание дела было отложено до 6 февраля. Мотивированное постановление об отводе защитника судом не выносилось в виде отдельного процессуального документа, для вынесения постановления об отводе судья в совещательную комнату не удалялась.
С 6 февраля защиту К. осуществлял защитник по назначению – адвокат Г. Выступая в прениях, подсудимый вновь изложил позицию о необходимости переквалификации вмененного ему деяния и прекращении уголовного дела в связи с истечением сроков давности привлечения к уголовной ответственности. Спустя два дня суд вынес обвинительный приговор, который был обжалован осужденным и его защитником по назначению.
20 февраля С. подал заявление в суд о вручении ему копии обвинительного приговора, а также об ознакомлении с протоколом и аудиозаписью судебного заседания, выдаче их копий. На этом заявлении имелась собственноручная подпись адвоката о том, что он получил запрашиваемые документы.
Спустя восемь дней в суд поступила апелляционная жалоба С. на приговор. Однако судья отказалась принимать ее со ссылкой на то, что «адвокат С. был отведен судом, в связи с чем не вправе обжаловать приговор суда». При рассмотрении Мосгорсудом апелляционных жалоб осужденного К. и защитника Г. на приговор адвокат С. осуществлял защиту осужденного на основании ордера, представленного суду апелляционной инстанции.
Далее судья обратилась в АП г. Москвы, указав в представлении, что адвокат С. в судебном заседании 23 января 2023 г. в судебных прениях повторно привел позицию, ранее изложенную им в судебном заседании 28 октября 2022 г. и противоречащую позиции подзащитного К., который не признавал вину по предъявленному ему обвинению. Кроме того, в обращении отмечалось, что С., будучи отведен судом, ввел в заблуждение сотрудников суда первой инстанции, представив ордер на защиту К., в связи с чем последние допустили его к ознакомлению с уголовным делом, протоколом судебного заседания и аудиопротоколом. В заявлении судьи не указывались правовые основания для привлечения адвоката к дисциплинарной ответственности, а лишь отмечалось, что С. нарушил положения УПК РФ и Закона об адвокатуре.
Квалификационная комиссия АПГМ вынесла заключение о необходимости прекращения дисциплинарного производства в отношении С. ввиду отсутствия в его действиях нарушения норм законодательства об адвокатской деятельности и адвокатуре, а также КПЭА.
В свою очередь совет палаты поддержал такие выводы и отметил, что из протоколов судебного заседания районного суда г. Москвы от 28 октября 2022 г. и 23 января 2023 г. не усматривается, что адвокат С. занял позицию по уголовному делу, противоречащую позиции подзащитного. Уголовно-процессуальный закон не запрещает в случае непризнания подсудимым вины высказывание защитником какой-либо иной защитительной позиции (в том числе о необходимости переквалификации содеянного, применении закона в иной редакции), кроме как о вынесении оправдательного приговора. При этом ст. 24 и 27 УПК не связывают возможность прекращения уголовного преследования в связи с истечением сроков давности с признанием обвиняемым своей вины – он лишь не должен возражать против прекращения дела по этому основанию. Как пояснил Совет АПГМ со ссылкой на содержание протоколов судебных заседаний, эта позиция была согласована защитником с доверителем, и последний лично подтвердил это суду, поддержав позицию адвоката.
Относительно довода обращения о том, что в судебном заседании 6 февраля подсудимый изложил позицию, сформированную для него отведенным защитником – адвокатом С., которая противоречила избранной обвиняемым позиции защиты в судебном заседании, совет пояснил, что УПК не установлены ограничения на содержание судебных прений, за исключением ссылки участника судебного разбирательства на доказательства, которые не рассматривались в судебном заседании или признаны судом недопустимыми, а также ссылки на обстоятельства, не имеющие отношения к рассматриваемому делу. При этом ст. 47 УПК гарантирует обвиняемому право защищать свои права и законные интересы всеми не запрещенными законом средствами и способами. Совет также счел, что защитник, уже не участвующий в судебном разбирательстве, не может быть привлечен к ответственности за оглашение в последующем его бывшим подзащитным ранее сформированной этим адвокатом защитительной позиции.
В части дисциплинарного обвинения в том, что С., будучи отведен судом, ввел в заблуждение сотрудников районного суда, представив ордер на последующую защиту К., в связи с чем последние допустили его к ознакомлению с уголовным делом, протоколом судебного заседания и аудиопротоколом, Совет АПГМ заметил, что исчерпывающий перечень оснований для отвода защитника приведен в ст. 72 УПК, которая не содержит такое основание, как занятие адвокатом позиции, противоречащей позиции доверителя. Кроме того, согласно ч. 2 ст. 256 УПК определение или постановление об отводах, за исключением случаев, предусмотренных ч. 3 ст. 62 Кодекса, выносится в совещательной комнате и излагается в виде отдельного процессуального документа, подписываемого судьей или судьями, если дело рассматривается судом коллегиально. Однако в рассматриваемом случае судом не выносилось мотивированное постановление об отводе защитника – адвоката С. в виде отдельного процессуального документа, а протокольное постановление не содержит оснований для отвода защитника, перечисленных в ст. 72 УПК.
«При таких обстоятельствах адвокат С., как профессиональный участник уголовного судопроизводства, имел все основания считать протокольное постановление К. районного суда г. Москвы о его отводе юридически ничтожным. Кроме того, согласно неопровергнутым пояснениям адвоката С., им было заключено новое соглашение на защиту К., в том числе в суде апелляционной инстанции, на которое и была сделана ссылка в представленном им вместе с заявлением ордере от 20 февраля 2023 г. Правомерность этих действий адвоката С., направленных на защиту осужденного К. в суде апелляционной инстанции, подтверждается и тем, что указанный адвокат осуществлял защиту К. в судебном разбирательстве в суде апелляционной инстанции. Заявителем не представлено доказательств того, каким именно образом представление адвокатом С. копии ордера от 20 февраля 2023 г. ввело в заблуждение сотрудников отдела судопроизводства по уголовным делам К. районного суда г. Москвы», – отмечено в решении совета палаты.
При таких обстоятельствах Совет АПГМ признал презумпцию добросовестности С. неопровергнутой в отношении всех выдвинутых судьей дисциплинарных обвинений и прекратил дисциплинарное производство в связи с отсутствием в действиях адвоката нарушения норм Закона об адвокатуре и КПЭА.
По мнению адвоката АК LawGuard Сергея Колосовского, Совет АПГМ в очередной раз принял решение, которое может служить эталоном при рассмотрении подобных вопросов. «Однако стоит отметить, что рассмотренная проблема несколько глубже, чем неправильная интерпретация закона судьей, обратившейся в палату с представлением. К сожалению, порой судьи воспринимают адвокатов как некую “процессуальную мебель” и удивляются, что у защитника есть свое мнение и он готов его отстаивать. По сути, предметом спора стали два момента – высказанное защитником мнение о возможности прекращения дела в связи с истечением срока давности при непризнании доверителем вины и повторное вступление адвоката в дело в следующей инстанции после того, как он был отведен судьей. Относительно первого момента Совет АПГМ справедливо отметил, что позиция защитника относительно юридической возможности прекращения дела в связи с истечением срока давности не противоречит позиции обвиняемого, не признающего вину, поскольку прекращение в связи со сроком давности требует согласия обвиняемого на принятие такого процессуального решения, а отнюдь не согласия с обвинением», – заметил он.
Относительно возвращения защитника в дело путем заключения нового соглашения и представления нового ордера Сергей Колосовский обратил внимание на использованный адвокатом С. интересный технический прием: после незаконного отвода он вновь вступил в дело в следующей судебной инстанции, поставив вышестоящий суд перед выбором – либо привести основания для отвода защитника, которых в действительности не существовало, либо признать факт нарушения права на защиту судом первой инстанции, который незаконно отвел адвоката от участия в деле при отсутствии оснований к отводу. «С подобной ситуацией я столкнулся много лет назад, и она даже послужила основанием для принятия Конституционным Судом РФ Определения от 9 ноября 2010 г. № 1573-О-О, которое сохраняет актуальность и в настоящее время. В той ситуации следователь без достаточных оснований отвел меня от участия в деле, а суд первой инстанции не допустил к участию в деле в связи с наличием постановления об отводе. После вынесения первой инстанцией обвинительного приговора я представил в суд кассационной инстанции ордер от новой даты, выданный на основании нового соглашения, и предложил прокурору назвать основания для моего отвода, если таковые усматриваются. Прокурор, естественно, таких оснований привести не смог, кассация допустила меня к участию в деле, в результате чего была вынуждена отменить приговор районного суда», – рассказал он.
Сергей Колосовский добавил, что такой же прием использовал адвокат в рассматриваемом случае: «При этом совет палаты справедливо обратил внимание, что даже несмотря на явную незаконность “протокольного” решения об отводе, принятого судом первой инстанции, адвокат не просто “механически” не согласился с этим решением, а именно заключил новое соглашение, представил ордер в соответствии с новым соглашением, чем поставил суд апелляционной инстанции в необходимость принимать самостоятельное решение».
Адвокат практики уголовного права и процесса «Инфралекс» Мартин Зарбабян отметил, что ситуации, аналогичные той, что указана в решении Совета АПГМ, на практике не редкость. «Например, при участии в рассмотрении уголовных дел можно столкнуться со случаями, когда суды перед началом прений сторон даже предупреждают защитников о недопустимости выступления с защитительной позицией, содержащей противоречия с позицией подзащитного. Потому проблематика, обозначенная в комментируемом решении, не нова. Вообще альтернативная защитительная позиция практически всегда вызывала в профессиональном сообществе дискуссии. Единственное, что неоспоримо, – запрет на выбор противоречащей позиции всецело направлен на защиту прав и интересов подзащитного, а следовательно, если сам обвиняемый (подсудимый) разделяет и одобряет ту или иную позицию своего защитника, то она во всяком случае не может восприниматься в качестве противоречащей», – подчеркнул он.
Кроме того, по мнению адвоката, отвод адвоката выступает в виде крайней меры процессуального отстранения защитника от процесса в случаях, прямо предусмотренных законом, что справедливо отметил совет палаты в решении. «Очевидно, что при обстоятельствах, когда суд хотя и считает противоречащей позицию защитника, такое мнение не может и не должно быть основанием для его отвода. Тем более если не имеется объективных препятствий для продолжения рассмотрения дела и принятия решения с участием такого защитника. Также в решении Совета АГПМ верно резюмировано, что непризнание вины и согласие с прекращением уголовного преследования в связи с истечением срока давности не характеризуются как противоречащие и исключающие, так как природа такого прекращения не связана с вопросом о наличии или отсутствии вины. Считаю, основной посыл анализируемого решения заключается в том, что в вопросах о противоречии в защитительной позиции определяющее мнение принадлежит лицу, вынужденному защищаться от уголовного преследования и которое совместно с защитником избирает оптимальный для себя в пределах закона способ защиты, а не правоприменителю, осуществляющему преследование этого гражданина или рассматривающему уголовно-правовой конфликт», – заключил Мартин Зарбабян.
