Москвичка Софья Тимакова утверждает, что пластический хирург Сергей Морозов проткнул ей легкое и изуродовал нос в «Медклинике» в 2018 году. Коллеги и родные Морозова не верят в то, что врач с 20-летним стажем мог допустить такие ошибки, они убеждены: кто-то использует Тимакову, чтобы заработать на её трагедии.
Версия Софьи Тимаковой
Действие первое: встреча с пластическим хирургом
На операционный стол к Сергею Морозову я попала почти случайно, изначально я хотела пойти к другому пластическому хирургу. Но потом увидела, что у Сергея оперируются известные телеведущие, это меня подкупило. Кроме того, мне понравились фото в его портфолио, хирург позиционировал себя как специалиста по ринопластике высшей категории.
Первая консультация меня разочаровала: мы ничего не успели обсудить, Сергей даже не посмотрел результаты моей компьютерной томографии. А еще врач не рассказал, что в ходе операции у меня будут забирать реберный хрящ – по закону хирург должен был разъяснить мне это. Если бы я знала, что меня ждет такая сложная операция, еще не раз подумала бы. Вторая встреча с Сергеем произошла уже в операционной: я легла на медицинский стол, мне сделали укол. Следующий фрагмент в памяти – пробуждение в реанимации московской больницы им. С.П. Боткина.
Действие второе: травма легкого и искусственная кома
Первая мысль, которая пришла в голову: я попала в аварию. Увидела силуэты медсестер, услышала писк электрокардиографа. Несколько дней я пребывала в медикаментозной коме, а события последних недель буквально стерлись у меня из памяти.
Когда пришел консилиум врачей, меня осматривали, спрашивали, различаю ли я право и лево, знаю ли свое имя. В горле стояла трахеостомическая трубка, поэтому отвечала жестами. Один из врачей поднял мне рубашку – я увидела огромный шов от груди до подмышки и множество других зашитых дырок в теле.
В этот же день меня навестил муж. Он рассказал, что я пошла на ринопластику к Сергею Морозову, мне делали забор реберного хряща и случайно проткнули лёгкое. Я была в шоке, но, пообщавшись с торакальными хирургами, поняла, что это правда – врачи провели мне обследования и обнаружили рану легкого.
Действие третье: долгое восстановление и просвечивающиеся кости
С момента операции прошло уже три года, за это время на восстановление здоровья я потратила много денег: целый год после тех событий не работала и ходила по врачам. Я не думала о своем носе: после реанимации весила 45 килограммов, в зеркале отражались просвечивающиеся кости, выпадали волосы.
Сейчас я чувствую себя гораздо лучше, но полноценного восстановления, на мой взгляд, не произошло. До сих пор наблюдаюсь у пульмонолога: тяжелая реабилитация после неудачной операции сопровождалась двухсторонней пневмонией, мои легкие никогда не восстановятся до прежнего состояния. Сейчас меня стал заботить внешний вид: нос после той ринопластики буквально провалился, восстановить его форму мне помог другой хирург. Скоро у меня будет еще одна пластическая операция: я хочу избавиться от шрамов на носу.
Действие четвертое: встреча с другими пострадавшими
Как только больница им. С.П. Боткина зафиксировала у меня повреждение легкого, мои родственники обратились в прокуратуру, следственный комитет и Минздрав. 13 апреля, через пять дней после неудачной операции, было возбуждено уголовное дело.
Когда меня выписали, я пришла в СК давать показания и увидела других девушек, которые тоже пострадали после пластики в «Медклинике», среди них были две пациентки Сергея Морозова. Тогда я поняла, что все гораздо серьезнее: в клинике не соблюдались правила асептики и антисептики, в результате чего за две недели три пациентки погибли.
Формально Морозов не виновен в том, что клиника работала в антисанитарных условиях. К тому же все его пациентки выжили. Но мне кажется, что ответственность за выбор места для операции лежит на враче.
Если в отношении двух других пациенток Сергей не совершил преступлений, то мне не повезло вдвойне. Помимо сепсиса, возникшего из-за антисанитарии, я получила ранение легкого. Я много думала, как такую ошибку мог совершить опытный врач. Торакальные хирурги объяснили мне, что плевральная полость находится между ребрами, мединструмент мог соскользнуть туда и повредить мне легкое.
В таких случаях обязательно делают рентген, и, если повреждение подтверждается, ставят дренаж. Но как я поняла, Сергей Морозов хотел скрыть этот факт и перенести ответственность: он недооценил повреждения и пренебрег техникой безопасности. Я думаю, он просто испугался, зашил все и уехал из клиники. После операции за мной должен был следить врач, Сергей не обязан был дежурить, он мог передать меня другому дежурному доктору. Но в клинике отсутствовало круглосуточное наблюдение, меня оставили с медсестрами. А через несколько дней, проигнорировав мои жалобы, выписали.
Действие пятое: отказ от миллиона рублей и арест хирурга
После операции Сергей Морозов не выходил со мной на связь. В декабре 2019 года его допросили следователи и он признался в том, что некачественно провел операцию и повредил мне легкое. Однако спустя 2 месяца хирург сменил адвоката и тактику защиты, начал отрицать свою вину. Я думаю, изначально врач рассчитывал на смягчение приговора и был готов возместить мне ущерб. Его адвокат передал нашей стороне, что Сергей хочет выплатить мне до 1 млн рублей. Я отказалась от такой суммы и оценила свой ущерб в 10 млн рублей. Конечно, это условно – моя жизнь бесценна, ее нельзя рассчитывать в деньгах.
Хирург долгое время находился на свободе, ему избрали меру пресечения в виде подписки о невыезде. Но из-за того, что он не являлся на допросы и игнорировал сообщения следователя без уважительных причин, суд изменил меру пресечения на заключение под стражу. Сейчас судебное разбирательство подходит к завершению, я вижу, что Морозов не раскаялся в содеянном, и надеюсь, что он понесет заслуженное наказание.
Андрей Мишонов
адвокат, представитель интересов Софьи Тимаковой
Сергей Морозов не только не разъяснил пациентке, какого рода вмешательство в организм ее ждет, но и не предупредил о том, что у клиники нет лицензии на выполнение пластических операций в стационарных условиях. «Медклиника» имела право только на амбулаторное лечение.
Сторона хирурга пытается его обелить, в соцсетях родственники рассказывают, что следователи якобы вымогали у врача деньги – компенсацию пациентке. Эта информация вводит в заблуждение следствие и общественность. Софья Тимакова чудом выжила, и вместо того, чтобы честно возместить ущерб пострадавшей стороне, эти люди голословно обвиняют девушку в вымогательстве.
Неудачная операции Софьей Тимаковой – только один из эпизодов трагедии, которая произошла в «Медклинике» в 2018 году. Были и смертельные случаи, они тоже рассматриваются в суде. Однако мы настаиваем на том, чтобы каждый эпизод анализировался отдельно, ведь операции проводили разные хирурги и девушки столкнулись с разными последствиями.
Версия Виктора Морозова
Действие первое: нападение на врача в клинике
В декабре 2019 года в московскую клинику, где работал мой сын – хирург Сергей Морозов – ворвались люди в полицейской форме, по поведению похожие на бандитов. Они захватили Сергея прямо в клинике, изолировали, отобрали телефон и издевательскими методами добивались от него признания в совершении преступления. Около 12 часов Сергей провел без воды и еды, в туалет его выводили под конвоем и с насмешками.
Как рассказал мне сын, эти люди угрожали ему тюрьмой и обещали помилование, если он раскается в преступлении. Позже, ночью того же дня, Сергея привезли в отделение Мещанского районного следственного комитета города Москвы и там продолжили допрос, только уже в официальной форме. Следователи не имели права удерживать моего сына так долго, ведь перед ними был врач, а не террорист: по закону ночные допросы допускаются только в особых случаях. Но Сергей подписал согласие на допрос, к тому моменту он был нечеловечески напуган.
Когда следователи закончили все процедуры, то Сергей вышел в коридор и позвонил домой. Я не узнавал собственного сына, он как зомби повторял: «Меня арестуют». Адвокат, которую далеко не сразу пустили к Сергею, подтвердила, что он был невменяем.
Адвокат рассказала, что во время допроса следователи угрожали Сергею, торговались, требовали у него 200 тысяч евро.
В Мещанском районном следственном комитете моего сына убедили в том, что он мог совершить ошибку в ходе пластической операции, и заставили дать признательные показания, не предоставив Сергею медицинскую экспертизу, которая подтверждала бы его виновность. Когда сына отпустили, он вернулся в Петербург и мы сразу повезли его к врачу. Невролог диагностировал у него микроинсульт – нарушение работы головного мозга, возникшее на фоне стресса.
На странице Сергея Морозова в Instagram наша семья выложила видео, где я рассказал о произволе следственных органов, а наш адвокат написал в прокуратуру жалобу на вымогание денег. После этих событий следователя, которая вела дело Сергея, уволили, оформив это якобы по собственному желанию. Выглядело все очень ладно: дело закончено, следствие тоже, а человека, который все это контролировал, просто нет. Спустя несколько недель моего сына арестовали в Петербурге и отправили ждать решения суда в Москву.
Действие второе: фальшивая медицинская экспертиза
Позже Сергею и его адвокату все-таки показали медицинскую экспертизу, на основании которой сыну было предъявлено обвинение. В документе говорилось, что Сергей повредил своей пациентке пристеночную плевру и ткани легкого при взятии реберного материала для ринопластики. Поверить в то, что хирург с 20-летним стажем мог допустить такие ошибки и, не заметив их, закончить операцию, не могли не только мы, члены его семьи, но и коллеги Сергея.
Денис Агапов
пластический хирург, к.м.н, главный врач клиники эстетической медицины DEGA
Сергей Морозов был моим первым ординатором, еще в юности мы вместе работали на кафедре оториноларингологии в ПСПбГМУ им. Павлова. Потом меня увлекла пластическая хирургия, и Сергей пошел по моим стопам, я познакомил его с коллегами и помог устроиться в первую клинику. Я всегда знал, что у него хорошие руки, умение оперировать у Сергея в крови – он из докторской семьи. В последние годы он брал сложных пациентов, докладывал о своих успехах на врачебных конференциях.
Когда Сергей начал работать в Москве, проживая при этом в Петербурге, я говорил ему, что это может привести к неприятностям: пациенты остаются на попечении клиники, и если у них возникают трудности в реабилитации, то винят все отсутствующего врача. С точки зрения хирургии ты можешь сделать все идеально, но оставленный в другом городе пациент все равно будет недоволен. Я сам когда-то оперировал в Москве, но потом понял, что такие гастроли не для меня.
Пластических хирургов, у которых нет недовольных пациентов, просто не существует. К сожалению, не все люди понимают, что пластика – это серьезное вмешательство в организм и его нельзя приравнивать к стрижке у парикмахера. Здесь, как и в любой другой хирургии, могут быть осложнения, и это не будет признаком некачественно оказанной медпомощи. Однако, если врач максимально честен с пациентом, искренне желает ему помочь и гарантирует, что не оставит в трудной ситуации, взаимопонимание все-таки возникает.
Когда я узнал, что Сергея Морозова обвиняют в повреждении легкого пациентке, то не поверил в это. Во время своих операций я тоже забираю реберный материал и понимаю, что в редких случаях из-за анатомических особенностей человека может возникать повреждение плевры, однако в момент операции это контролируемый процесс, и главное – его невозможно не заметить. А если хирург повреждает человеку легкое, это сразу отражается на аппаратах анестезиолога, Сергея просто не выпустили бы из клиники, будь у его пациентки такая травма.
Вместе с адвокатом я лично изучил материалы медицинской экспертизы и убедился в том, что она составлена неграмотно. Во-первых, возникают вопросы к медикам, которые выбраны экспертами: на ранение легкого и нарушение методики проведения пластической операции почему-то указывают анестезиолог и рентгенолог, которые не являются авторитетами в этом вопросе. В экспертизе не принимали участие ни пластический, ни торакальный (специализирующийся на органах грудной клетки – Прим. ред.) хирурги, хотя в законе указано, что на вопросы следствия должны отвечать профильные специалисты.
Во-вторых, у пациентки Сергея наблюдалась полиорганная недостаточность (стресс-реакция организма, возникающая в результате остановки и последующего восстановления работы сердца – Прим. ред.). Такой симптом может возникнуть из-за отравления, он был у всех шести девушек, пострадавших после операций в «Медклинике». Однако в экспертизе мнение специалиста-токсиколога, который мог исключить отравление, отсутствует, я думаю потому, что любой токсиколог стал бы рассматривать все шесть случаев в совокупности.
И наконец, важнейшие детали истории болезни пострадавшей девушки противоречат положениям экспертизы. Некоторые факты в этом документе просто не учтены. Например, эксперты указывают, что после операции пострадавшая поступила в больницу им. С.П. Боткина с ранением легкого, однако этого факта нет ни в одном из документов больницы. Даже консилиум врачей, собранный при поступлении девушки в медучреждение, не поставил ей ранение легкого.
Я убежден: экспертиза фальсифицирована и на нее нельзя опираться при вынесении судебного решения. Однако после операции прошло уже 3 года, и мы не можем провести новое независимое исследование.
Юрий Лысенко
адвокат хирурга Сергея Морозова
Операция Софье Тимаковой была проведена в штатном режиме, это подтверждают анестезиолог и медсестра, ассистировавшие хирургу в тот день. Перед тем как уехать из клиники Сергей Морозов убедился, что пациентка вышла из наркоза и передал её лечащему врачу, которым был реаниматолог-анестезиолог.
Как рассказали медсестры, наблюдавшие за Софьей в клинике, прооперированная сама ела и чувствовала себя удовлетворительно. Позже, уже в суде, девушка отрицала это и утверждала, что не помнит тех событий. На самом деле, Софье стало плохо ночью после операции: у нее появились признаки кровоточивости тканей – геморрагического синдрома. К тому моменту анестезиолог уехал из «Медклиники», по телефону он давал медсестрам распоряжения, какие лекарства применять. Через несколько дней Софью Тимакову выписали. Безусловно, действия лечащего врача вызывают у нас вопросы: почему он не осмотрел пациентку самостоятельно и как мог проигнорировать признаки геморрагического синдрома.
Отмечу, что на момент выписки никаких симптомов, говорящих о повреждении легкого, у Софьи не было. Когда утром, 11 апреля, девушка попала в больницу им. С.П. Боткина, её сразу осмотрели врачи: признаков пневмоторакса (попадания воздуха в плевральную полость легкого – Прим. ред.) и эмфиземы (попадания воздуха под кожу и в мышцы) не наблюдалось. В этот же день, в 17:30, Софье сделали операцию торакоскопию (метод исследования плевральной полости пациента с помощью торакоскопа, вводимого через прокол грудной клетки – Прим. ред.), именно после этой манипуляции у больной появились все признаки повреждения легкого. Возникает вопрос: когда и кем Софье была нанесена травма?
В суде по нашей инициативе были допрошены четверо практикующих врачей, доктора и кандидаты медицинских наук. Изучив документы Тимаковой, они пришли к единодушному выводу: легкое могло быть повреждено только в ГКБ им. Боткина при выполнении торакоскопии.
Действие третье: три смерти и возможное отравление
Весной 2018-го года в «Медклинике» произошел целый ряд трагических случаев: за несколько недель после операций были госпитализированы шесть человек. При этом три девушки погибли – а это нонсенс для пластической хирургии, где смертельные исходы практически невозможны.
Все девушки, в числе которых и пациентки Сергея, страдали от схожих симптомов. У них отказывали почки и печень, что сопровождалось внутренними кровотечениями: свертывающая система крови переставала работать, кровь становилось слишком жидкой и начинала отовсюду сочиться. К счастью, пациентки Сергея выжили.
Трудности начались уже после трагических событий, когда следствие стало искать виновного в произошедшем, им стал мой сын.
Конечно, все шесть случаев нужно рассматривать вместе. Даже анестезиолог, принимавший участие в следствии, на заседании суда объяснил наличие у пострадавших общих симптомов отравления. Но я думаю, следователям невыгодна эта версия: они хотели быстрее закрыть дело и получить взятки от врачей и работников клиники, замешанных в произошедшем.
Я предполагаю, что причиной отравления пациенток могли стать некачественные препараты, закупкой которых в клинике занимался анестезиолог: по слухам, он приобретал их на китайских сайтах. В материалах дела есть информация о том, что администрация клиники после трагедии стала в срочном порядке заменять лекарственные препараты на новые. Именно эти лекарства и были взяты на экспертизу – конечно, там не нашли никаких несоответствий установленным нормам.
Действие четвертое: отсутствие лицензии у «Медклиники»
Следователь обвиняет Сергея в том, что он оперировал в «Медклинике» незаконно, так как учреждение не имело лицензии на стационарную медпомощь. Этот факт я также могу опровергнуть: у «Медклиники» было разрешение на амбулаторную хирургию (ред. – хирургию, при котором пациент выписывается домой в день проведения процедуры), там имелось все необходимое, были кровати, подводка кислорода к палате, сигнализации. Лицензия, по которой работала клиника, предполагала первичную специальную медицинскую помощь, куда входили пластические операции, анестезиология и реаниматология. Уже после трагедии, 31 мая 2018 года, вышел новый приказ, обязывающий подобные клиники получать лицензии на стационарное лечение, но заглянуть в будущее Сергей не мог, а значит, закон не нарушил.
Надежда Ермакова
телеведущая, участница проекта «Дом 2», пациентка Сергея Морозова
В своей жизни я делала только две пластические операции – ринопластику и маммопластику – обе у хирурга Сергея Морозова. Это были удачные операции, результатами которых я довольна. Я дотошный пациент и около года посещала консультации разных хирургов, выбирала. Когда в первый раз увидела Сергея Викторовича, он показался мне очень въедливым: врач скрупулёзно объяснял мне детали операции, риски. Наша первая консультация длилась 1,5 часа.
О том, что Сергей Морозов находится под следствием, я узнала из СМИ, которые смешивали хирурга с грязью. Сначала я не поверила увиденному, но позже связалась с женой Сергея и поняла, что это не черный пиар. Я не верю, что врач с 20-летним стажем мог допустить такие ошибки. Пациентка Сергея стала жертвой опытных юристов, которые с ее помощью хотят заработать денег и свести счеты с талантливым хирургом. Даже с учетом всего происходящего я готова порекомендовать Сергея Морозова как пластического хирурга своим близким. Представители СМИ обращались ко мне с просьбами дать негативный комментарий о работе Сергея Морозова, они хотели, чтобы я присоединилась к недовольным. Но я не продаюсь, я счастливый пациент, у которого после встречи с Сергеем Морозовым жизнь изменилась к лучшему.
Действие пятое: 13 месяцев в тюрьме и подкуп СМИ
Вся наша семья и коллеги Сергея уверены, мой сын невиновен. Но доказать это сейчас очень сложно – все сводится к экспертизе, а она фальсифицирована. Я знаю своего сына, он человек дисциплинированный, точный в своих действиях и законопослушный – это у него от матери.
Я сам хирург и оперирую уже 40 лет, мне сложно представить, что чувствует врач, когда попадает в тюрьму. Сергей признался мне, что когда оказался в камере, то выдохнул: люди, которые его там встретили, были человечнее всех следователей.
Сейчас Сергей находится в тюрьме уже 13 месяцев, его удерживают там, аргументируя это тем, что на свободе он будет мешать ведению следствия. За все это время ни один журналист не попытался разобраться в нашей проблеме, а по федеральным каналам показывали ролики, где сначала появлялся Сергей, а потом фото погибших пациенток. Никто не разобрался, что эти пациентки оперировались у других хирургов – важно было просто найти козла отпущения. Я не оставлю своего сына и не буду рад даже условному сроку для него, мы хотим добиться справедливости, и, если будет нужно, дойдем до Европейского суда по правам человека.
|
|
|
Дело ведет
Адвокат Лысенко Ю.А.
|